Каким мне запомнился Гашек
Он был немного выше среднего роста, статный, но худощавый. На приятном овальном лице — внимательные карие глаза. Широкий лоб, прямой нос, небольшие полные губы. Из-под фуражки защитного цвета с красной пятиконечной звездой спадали на лоб пряди темно-каштановых волос. Голос у него был негромкий, задушевный. Русские слова произносил с акцентом, напоминавшим немецкое произношение, иногда ударения делал не там, где следовало, отдельные слова проговаривал протяжнее, словно подчеркивал их особое значение.
Осенью, в ясные дни, Гашек ходил в гимнастерке защитного цвета и темно-синих брюках галифе, заботился о своей внешности и всегда выглядел аккуратным, подтянутым. Сапоги носил простые, яловые, с короткими голенищами. В комендатуре, городе, на заседаниях никогда не расставался с полевой сумкой.
Он был обаятельным и интересным собеседником.
В обращении с красноармейцами, командирами, местным населением всегда был вежлив, учтив, в нем всегда живо ощущалось стремление чем-нибудь помочь человеку.
Хотя на людях он держался просто и охотно поддерживал беседу, вообще-то, по моему мнению, Гашек был человеком несколько замкнутым и никогда не торопился перейти «на короткую ногу». К окружающим он присматривался внимательно, как бы стараясь понять, с кем имеет дело. И только основательно присмотревшись к человеку, Гашек понемногу начинал делиться некоторыми своими сокровенными мыслями.
Мне казалось, что Гашек был в общем немногословен, но, выступая перед публикой, он всегда находил точное, яркое, нужное слово. Речь его была живой, изобиловала поговорками, изречениями из сочинений знаменитых людей, а иногда даже — и цитатами из священных писаний и Евангелия, которые он прекрасно использовал как материал для сатиры. Ярослав Гашек, сам будучи писателем и журналистом, никогда не упускал случая узнать как можно больше о своих собратьях по перу, какому бы народу и времени они ни принадлежали. Всегда интересовался и следил за русской литературой. В связи с этим мне вспоминается один эпизод.
Однажды на дивертисмент я принес однотомник сочинений А. И. Куприна и собирался прочесть из него отрывки из «Поединка». Это было мое любимое произведение. Но выступить не удалось из-за перегруженности программы. Я показал книгу Гашеку. Он с любопытством перелистал ее и попросил дать почитать.
Ровно через две недели Гашек возвратил книгу. На мой вопрос: «Что вам больше всего понравилось» он назвал:
— «Молох», «Листригоны», «Поединок». Язык у Куприна хороший и фабула захватывающая. Пишет правдиво. Жизнь показывает в истинном свете. Люблю литературу, она — сама жизнь.
Гашек очень мало внимания уделял личным бытовым удобствам — даже минимальным для тех лет. С наступлением ноябрьских заморозков в его канцелярии-спальне становилось холодно. Дровами учреждения снабжались очень скупо, их выделяли по «нормам». Гашек всегда строго ее придерживался, хотя от такой нормы тепла ждать было нечего, Если ординарец отлучался на время, Гашек нередко сам ходил за обедом. Я не раз встречал его с солдатским котелком, в котором были щи с маленьким кусочком мяса, либо пшенная каша.
В то же время Гашек был человеком отзывчивым и щедрым. Вот маленький пример. После разгрома белых и польских легионеров в ноябре под Бугульмой наши части, помимо вооружения, захватили много обозов с военным обмундированием. Не только красноармейцы, но и командиры одевались тогда кто во что горазд. Наш комендант решил своих помощников и командиров роты одеть по-военному за счет трофейных запасов. Им было выдано полное обмундирование: суконная гимнастерка, брюки защитного цвета, шинель, новые кожаные сапоги.
Через несколько дней Гашек встретил в комендатуре знакомого командира роты, раненного при обороне Бугульмы. Тот был в рваной гимнастерке, худых брюках, развалившихся сапогах. Гашек немедленно пригласил его в свою комнату и отдал ему полностью свое новое обмундирование, а сам остался в том, что носил до этого...
Бодрость и жизнерадостность никогда не покидали Гашека. Это передавалось окружающим и, несомненно, оказывало благотворное влияние на всю обстановку в комендатуре.
Одна из характерных черт Гашека — это его необыкновенная работоспособность. В комендатуре он работал не менее 12 — 16 часов в сутки. Терпеть не мог безделья и пустого времяпрепровождения. Даваемые ему поручения выполнял своевременно и аккуратно, за что комендант Широков нередко ставил его в пример своим помощникам и командирам нашей роты.
Одно время он выполнял в комендатуре работу организатора: вел учет прибывающих и уходящих воинских частей, отдельных командиров и красноармейцев; ведал круглосуточными дежурствами в комендатуре; обеспечивал транспортом перевозку военных грузов, раненых, продовольствия и фуража; отвечал за охрану советских учреждений и организаций; брад на учет дома со значительной жилой площадью для размещения воинских частей и военнослужащих; вел контроль за работой хлебопекарен, следил, чтобы не было перебоев в снабжении хлебом дислоцированных в городе воинских частей; наконец, составлял всевозможные сведения и донесения для Реввоенсовета, политотдела и других военных организаций. Как видим, круг обязанностей организатора был довольно широк и многообразен, но во всю эту «будничную», казалось, и во многом «канцелярскую» работу Гашек вкладывал не меньше темперамента и энергии, чем в свои выступления на митингах или статьи в газетах. Он хорошо понимал полезность и важность работы комендатуры для фронта, для победы над врагом и любое задание выполнял добросовестно, деловито и в срок.
Именно поэтому Гашек был очень требовательным не только к себе, но и к другим. Нередко он говорил подчиненным: «Я считаю себя обязанным выполнять вовремя любое поручение — большое или малое. Иначе — пусть меня наказывают».
Запомнился один случай. Писарь комендатуры Николаев как-то просрочил на 4 — 5 дней представление Реввоенсовету армии данных о движении взятых в плен белых офицеров. Отвечая за выполнение этого задания как помощник коменданта, Гашек, возмущенный проступком писаря, в запальчивости сказал Николаеву:
— Вы некультурный работник! Культурный военнослужащий должен быть всегда оперативным и деловым. Ваше отношение к делу граничит с преступностью!
Николаев болезненно воспринял выговор Гашека и пожаловался коменданту. Тот быстро разобрался в существе дела, и, резко отчитав писаря, при всех похвалил Гашека:
— Молодец, красный чех! Не давай пощады тем, кто спустя рукава относится к срочным заданиям Реввоенсовета! А вы, товарищ Николаев, запомните: в дальнейшем такие поступки даром не пройдут...
Гашек любил бойцов и вообще трудовой народ, ему отвечали той же искренней любовью. Его обаятельность, человечность, шутки, остроумные рассказы как магнит притягивали к нему каждого. У него всегда было очень много друзей и доброжелателей.
Гашек упорно изучал все, что было напечатано тогда из произведений и выступлений Владимира Ильича Ленина. Особенно долго он не расставался с ленинской работой «Очередные задачи Советской власти», которая для всех нас явилась полным откровением благодаря разъяснениям Гашека. Этой ленинской работе он посвятил пять или шесть занятий с красноармейцами и командирами комендантской роты. Обычно они заканчивались долгими и жаркими спорами, некоторые красноармейцы не представляли себе, как можно быстро построить в нашей стране социалистическое общество, в котором не будет ни богатых, ни бедных. Гашек очень терпеливо и убедительно доказывал, что социализм обязательно утвердится в Советской России, а затем в Европе, в том числе и у него на родине, в Чехословакии...
Наблюдая Гашека в такие минуты, я приходил к выводу, что ему доставляло большое внутреннее удовлетворение пробуждать дремлющую мысль в малограмотных людях, сердцем чувствовавших правду партии, и помогать им эту правду понять и бороться за нее. Он словно находил в этом искупление своих прошлых колебаний.
Я никогда не забуду его слов, сказанных на заключительном политзанятии по работе В. И. Ленина «Очередные задачи Советской власти»:
«Если бы я своевременно не порвал свои связи с легионерами в Киеве, я бы погиб и как человек и как честный боец. Только в партии коммунистов и в Красной Армии я обрел настоящую жизнь. Здесь на опыте жестокой и кровавой классовой борьбы усвоил политику партии большевиков, партии Ленина и теперь крепко стою на ногах, ибо я иду за ленинской правдой. И я счастлив, как никогда в жизни...»
Гашек крепко полюбил Советскую Россию. «Хотя родился я в Праге, в Чехословакии, но второй своей родиной считаю Советскую Россию», — не раз говорил он во время политзанятий.
Во время гражданской войны комендатуре приходилось заниматься и разбором жалоб трудящихся прифронтового города.
Как-то поступило несколько жалоб от граждан города Бугульмы на махинации купца Телегина. Жалобщики указывали, что он торгует ворованными товарами, вдобавок продает их в три раза дороже против обычного и, наконец, позорит город содержанием неблагопристойного заведения.
Комендант Широков поручил расследовать дело Гашеку, Таранову и автору этих строк. Дом Телегина находился на Малиновской улице, ныне улица имени М. И. Калинина, где теперь расположены детсад и детясли № 9 городского отдела народного образования. Гашек, Таранов и я с четырьмя красноармейцами отправились в лавку купца Телегина. Он встретил нас с притворным дружелюбием, но его маленькие злые глазки настороженно оглядывали пришедших. Сначала купец уклонялся от разговора. Но пока Таранов и я допрашивали Телегина, Гашек завел «беседу» с его приказчиком, и тот выдал «секреты» хозяина: где доставали товары, по какой цене продавали и т. д. Лавку мы опечатали, поставили часового, а Телегину заявили, что товары будут конфискованы для снабжения Красной Армии.
Затем Таранов приказал показать, где размещалось «неблагопристойное заведение» купца Телегина. Нас встретила толстая женщина с наглыми глазами. Из-за ее спины выглянуло несколько молодых женщин. На вопрос Гашека «Чем вы тут занимаетесь?» «хозяйка» заведения буркнула: «Не ваше это дело...» Лицо Гашека выразило негодование.
— Понятно, чем тут занимаются, — сказал он. — Это надругательство над женщинами. Это большое преступление. Такие заведения при Советской власти уже давно ликвидированы. Сегодня же оно будет закрыто...
Тут начался переполох среди женщин: они стали плакать, причитая: «Куда мы теперь пойдем? Мы нищие, шесть месяцев не получали жалованья!»
Таранов им твердо ответил: «Мы заставим Телегина полностью погасить задолженность вам. А если откажется, привлечем его к ответственности по законам революционного времени».
Через несколько дней купец Телегин со всеми своими «рабынями» рассчитался полностью. После закрытия заведения некоторые из них были устроены на работу, другие разбрелись кто куда, а одну, по прозвищу «Маруся отравилась», круглую сироту, приняли по предложению Гашека на работу в санитарную часть одного полка.
Кстати, следует сказать несколько слов об отношении Гашека к женщинам. Он относился к ним так же, как к мужчинам, в то же время не забывал, что это все же слабая половина человеческого рода. Мы никогда не замечали того, чтобы его особо интересовали женщины и вообще вопросы пола. Когда некоторые бойцы нашей роты беседовали на эту тему, которая нередко переходила в жаркий спор с пререканиями, Гашек всегда старался успокоить и примирить всех спорщиков, убеждая, что женщин надо уважать и ценить и что мужчины без женщин — неполноценный народ т. д.
Мне кажется, что близкий друг Гашека Франта Сауэр правильно пишет о нем: «Гашек ни в коей мере не был эротичен. Его юмор не затрагивает вопроса любви и пола. Мы никогда не слышали от него двусмысленной шутки или двусмысленного анекдота. И это не было лицемерием. Он с удовольствием сидел в обществе проституток и разговаривал с ними, как со всеми другими...»
И еще об одной особенности Гашека хочется рассказать. Иногда во время ночных дежурств «красный чех» любил знакомить нас с чешскими народными песнями. Умение петь сводилось к монотонному мурлыканию. Гашек говорил:
— Я пою сотни песен, но все на один мотив!
Мы спрашивали его:
— Неужели чехи все песни поют так однообразно?
Гашек, чувствуя, что попал в неловкое положение и сознавая, что у него нет особых музыкальных данных, громко смеялся и с лукавой улыбкой отвечал:
— Наш народ каждую песню поет на свой мотив, поет задушевно, трогательно и красиво! А я вот не научился петь.
После небольшой паузы он грустно заключал:
— Наверное, я могу петь только прозой, причем прозой социальной.
Мы опять не оставляли его в покое:
— Товарищ Гашек, разве можно петь прозой?
— Можно, можно! Все писатели-прозаики поют прозой, — отвечал он и быстро удалялся в свою комнату за табаком...
Гашек, как уже говорилось, жил в комендатуре, его служебная комната служила ему и квартирой. Комната была небольшая, с двумя окнами на улицу. По правую сторону от двери висел ручной телефон фирмы «Эриксон». В левом углу стояла простая железная кровать, на которой лежали три доски, а Поверх полосатый матрац, набитый соломой, и небольшая подушка. Кровать заправлялась солдатским серым одеялом. Рядом стоял письменный стол, покрытый зеленым сукном (стол мы достали из бывшей городской управы), и две табуретки. На столе с правой стороны лежали аккуратно сложенные книги: К. Маркс и Ф. Энгельс «Манифест Коммунистической партии» (изданный в Петрограде), Устав РКП (б), В. И. Ленин «Очередные задачи Советской власти», брошюра Дикштейна «Кто чем живет», три книги избранных произведений Н. В. Гоголя, Салтыкова-Щедрина, однотомник стихов Генриха Гейне (на немецком языке) и, наконец, Евангелие.
Во время политзанятий Гашек нам говорил, что политические книги он доставал через политотдел, а художественную литературу подобрал при разборе книжного фонда в домах сбежавших с белыми помещиков и купцов. Насколько я помню, Евангелие он купил у слепой монашки монастыря Пресвятой богородицы за сто тогдашних рублей, причем очень гордился этой покупкой как редким изданием. На левой стороне стола всегда лежали разрозненные номера газет: «Правда», «Солдат, рабочий и крестьянин», «Приволжская правда» и бугульминские газеты «Гражданская война» и «Окопная правда»; здесь же можно было увидеть некоторые номера эсеровских газет, захваченных нашими войсками при освобождении города: «Свободное слово», «Земля и воля», «Дело народа» и др.
В комнате, если не считать солдатского котелка, металлической кружки и деревянной ложки, ничего больше не было.
Таким мне запомнился Гашек, скромным, простым, умным человеком, преданным борцом за дело революции.
